Сорок минут прождал на улице; вышла девушка, сказала, что Анна ездила в Котон к родителям за каким-то ожерельем и будет позже. Потом явилась Анна, в очень красивом персиковом платье и на высоченных каблуках (никаких украшений на шее – кто-то из них соврал, или она, или девушка). Лицо покраснело от возбуждения. Не извинившись за то, что заставила ждать столько времени, она запросто взяла меня под руку и промолчала первые пятнадцать минут, пока мы шли к Тринити. Затем, к моему удивлению, выпалила:

– Мне надо уехать на пару дней.

– Не вижу проблемы.

– Ты говорил, что хотел бы пригласить меня в Корнуолл на выходные. Сказал, что можно взять лодку и целый день расслабляться на воде, пуская за кормой рябь.

– У меня в дневнике нет таких фактов.

– Но ты так говорил. Я эти факты записала. Поедем в Корнуолл в пятницу?

– Я не могу уехать на все выходные. У меня есть дела.

– Давай тогда хотя бы переночуем в Норфолке. Ты говорил, что хотел бы как-нибудь поехать со мной на пикник в дюны. Откроем бутылку шампанского и будем смотреть, как солнце садится в болото.

– Э-э… да. Этих фактов у меня тоже нет.

– Ты, блин, разборчив в фактах на заучку, Марк.

Я пожал плечами, потом ответил:

– Невозможно записывать все, что говоришь.

– Мне нужно где-то отсидеться и придумать, что делать с мачехой. Она сводит меня с ума своими угрозами.

– Прости, Анна. Но я не могу просто так все бросить и куда-то с тобой помчаться. В Кембридже, между прочим, майская неделя. На эти выходные много чего запланировано.

– Но ты же говорил, что готов ради меня на все. А это такая мелочь. Особенно когда мне нужна помощь.

– Я действительно такое говорил?

Она застыла как вкопанная и уставилась на меня, уперев руки в бока:

– Значит, это были пустые слова? Ты мне попросту лгал!

– К чему столько эмоций?

– Как ты смеешь говорить об эмоциях?! Как ты смеешь вообще так говорить?!

– Успокойся, Анна.

– Пошел к черту, Марк!

Так за несколько минут прогулка под руку превратилась в драку. Я и подумать не мог, что у Анны настолько взрывной характер, – до той самой секунды, когда она подняла руку и хлестнула меня по лицу. Не знаю, из-за чего она вдруг так на меня разобиделась: видимо, мои слова оказались для ее ушей не совсем приятными. Пришлось защищаться от столь решительного нападения, ибо меньше всего мне хотелось явиться на бал с черным глазом, в тон фраку. В какой-то несчастливый миг Анна потеряла равновесие, неловко качнулась на своих высоченных каблуках и со страшной силой ударилась о фонарный столб. Я от испуга открыл рот, но через секунду услышал сдавленный крик:

– О БОЖЕ! ЧТО ЗА ЧЕРТ!

Я наклонился, чтобы помочь ей подняться, но она оттолкнула мою руку и даже замахнулась, чтобы ударить во второй раз. К счастью, я успел увернуться от ее разъяренных ладоней. В конце концов я ушел, а она осталась стоять на коленях под столбом, сжимая руками голову и пронзительно визжа.

Я прошел через всю Португал-плейс, но на Магдален-стрит меня ждало новое потрясение. Передо мной предстала Клэр Буши со сложенными на груди руками и горящим взором:

– Я все видела, Марк! Вы держались за руки. И я все видела на Джизас-Грин. Все! Ты с ней спишь, да? Не желаю тебя больше видеть.

Я хотел было парировать, что вольному воля и что между нами с самого начала не было ничего особенного. Однако Клэр умчалась прочь до того, как я успел открыть рот, так что ей не пришлось слушать мой ответ. Проклиная женские закидоны (в этом городе, похоже, все девицы ненормальные, только каждая по-своему), я прошел дальше по Тринити-стрит и лишь застонал при виде змеящейся очереди из тех, кто рвался на бал. В очереди я заметил Элеонор Рузвельт, неотразимую в своем желтом платье, и решил к ней присоединиться…

Прочел сегодня в «Таймс», что в понедельник Анна не появилась на балу в Тринити. Последний раз ее видели у нее в комнате, когда она туда собиралась.

У меня отвалилась челюсть. Холодный пот пробежал по спине. Куда понесли черти эту истеричку, после того как я оставил ее на Джизас-Грин?

Собрался звонить в полицию и выкладывать им, что сопровождал Анну часть пути на бал. Но что-то меня удержало. Если все узнают, что, перед тем как она пропала, мы подрались, будет кошмар. Хуже того: за день до ее исчезновения мы тоже поссорились (так утверждает мой дневник за 11 июня, хотя он же говорит, что после ссоры у нас получился отличный примирительный секс). Если меня арестуют как виновного в исчезновении Анны, будет катастрофа. Если кто-то другой, скажем… что-то сделал с ней вскоре после того, как я ушел с Джизас-Грин, меня всяко измордуют за то, что оставил ее – в жутком состоянии, на коленях – по пути на бал. А если она в истерике что-то сделала с собой сама (например, бросилась в реку), меня опять же обвинят и арестуют.

Час спустя зазвонил телефон, и я лишний раз убедился, что о наших отношениях лучше молчать. Женщина на другом конце провода представилась Лорой Патерсон, сокурсницей Анны.

– Мой дневник говорит, что Анна не стала со мной встречаться вечером третьего июня, потому что ее пригласил на ужин парень по имени Марк Эванс. Вы с ней в последнее время виделись?

Я открыл рот, не сразу придумав, что сказать. Решил признаться, что в тот вечер мы действительно ужинали вместе, но в последнее время не виделись (слова «в последнее время» в моей интерпретации были равны протяженности моей кратковременной памяти, то есть мы не виделись с ней вчера и позавчера). Лоре явно не понравился мой ответ, но она объяснила, что пытается помочь полиции, которая ведет расследование. Я обещал позвонить, если узнаю что-то имеющее отношение к Анне, и очень просил ее сделать то же самое. Дрожащей рукой я повесил трубку, понадеявшись, что Лора не знает, что после 3 июня мы с Анной три раза спали вместе.